А вот на затравку маленький торикусочек:
В глубокий ночной час, когда Тори давным-давно почивала в гостинице, Белл вновь оказался на пристани – темная фигура на фоне слегка светящегося остаточным светом моря.
- Все растлеваешь несчастную, старик поганый?
Голос, говорящий как сквозь сжатые зубы, звучал мягким укором.
- Я беспол, Грегори, - тихо ответил книжник, с интересом разглядывающий в кромешной тьме какое-то полотно, - Тебе – и то больше бы было проку.
Гримоир на его поясе зашелся недобрым смехом.
- А бедолагу-художника зачем запугивать было? Какое тебе до него было дело? Белл, ты – ребенок!
- А ты – кусок детской кожи. И того меньше, - ровно ответил торговец.
- Ты, видимо, мозгами во мне писать начал – души совсем не осталось, - проглотил аргумент собеседник, - Нимфа-то почти до струн моих добралась. Не сегодня-завтра она поймет, что ты перенаправляешь антипационный поток – и что делать будешь?
- Не поймет, - Габриель покачал головой, - У ореад другая школ…
- А Емельян? – перебил гримоир, - Если он поймет, что ты серьезно… вознамерился, он же тебе бошку отгрызет!
- Уймись, Грегори, - прошипел чернокнижник, и фолиант обиженно замолчал.
- Все растлеваешь несчастную, старик поганый?
Голос, говорящий как сквозь сжатые зубы, звучал мягким укором.
- Я беспол, Грегори, - тихо ответил книжник, с интересом разглядывающий в кромешной тьме какое-то полотно, - Тебе – и то больше бы было проку.
Гримоир на его поясе зашелся недобрым смехом.
- А бедолагу-художника зачем запугивать было? Какое тебе до него было дело? Белл, ты – ребенок!
- А ты – кусок детской кожи. И того меньше, - ровно ответил торговец.
- Ты, видимо, мозгами во мне писать начал – души совсем не осталось, - проглотил аргумент собеседник, - Нимфа-то почти до струн моих добралась. Не сегодня-завтра она поймет, что ты перенаправляешь антипационный поток – и что делать будешь?
- Не поймет, - Габриель покачал головой, - У ореад другая школ…
- А Емельян? – перебил гримоир, - Если он поймет, что ты серьезно… вознамерился, он же тебе бошку отгрызет!
- Уймись, Грегори, - прошипел чернокнижник, и фолиант обиженно замолчал.