Жить без очков мне все-таки нравится больше. Наверное, из-за этого моднявого блюра.
Тем временем, франкен фран грозится стать единственной мангой, дочитанной мной до конца
четверг, 25 августа 2016
Море + волейбол
Мяч взлетает, разбрызгивая золотящиеся на солнце капли.
Над твоей головой носятся огромные бабочки.
Волосы заиндевели от соли.
Незнакомцы становится твоей командой.И это не перестает быть просто игрой
воскресенье, 21 августа 2016
И вот он я: на 22-м году жизни стою на 15-м этаже отеля во Вьетнаме и фотографирую совершенно охреневшую грозу
понедельник, 15 августа 2016
Нячанг — райский уголок
суббота, 13 августа 2016
Традиционная предполетная запись: Хабаровск встретил с распростертыми объятиями, улицы дышат воспоминаниями, все очень ностальгично и хорошо. Сижу в международном терминале аэропорта — за тем же самым столом, где сидел несколько лет назад. Скоро вылет и новые приключения!
вторник, 09 августа 2016
Детская библиотека на углу (в Магадане) подает шикарный пример обращения с книгами детям, оставляя лишние на улице, чтобы кто-нибудь подобрал, в том числе и под дождем. Я периодически хапаю там макулатуру (в основном из жалости перед книжками, а также их непутевыми авторами).
понедельник, 08 августа 2016
14:43
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
суббота, 06 августа 2016
Вводную по Рефну я давал в комментарии на фильм «Только бог простит», так что с места в карьер. Как и там, хэви спойлер алерт.
Скажу сразу: фильм, как обычно у Николаса, получился с богатым послевкусием. Из кинотеатра выходишь как ошпаренный и обсасываешь в голове яркие эпизоды. Хотя на этот раз глубокого анализа и не нужно: все метафоры сочные, яркие и бьют прямо в лоб. Уже по тому, как неотрывно следуют друг за другом Джесси и Руби (модель и визажистка, центральные героини) в огромном Лос-Анжелесе, становится понятно, что обе они - две половинки одного двойнического союза, хоть и влияют они друг на друга скорее как раздельно стоящие персонажи.
Фильму не к лицу явное сходство с «Черным лебедем». Инфантильность протагонистки, переходящая в холодную развратность, битые зеркала, сам сеттинг торговли красотой — все это лишь подчеркивает простоту послания картины Даррена Аранофски и усиливает отторжение зрителя от замысла Рефна. Говорю это помня, что«всякое уподобление хромает», но от ощущения легкого дежавю по этому поводу я не мог отделаться весь первый час просмотра, и вы понимаете, что для артхаусного кино вторичность обычно становится приговором. «Обычно» — потому что не в случае с "Неоновым демоном".
Сценарий построен по классическому принципу «завязка-кульминация-развязка», вслед за последней — небольшой эпилог. Разумеется, части не отделены друг от друга, и определение структуры происходит приблизительно и интуитивно. Благодаря спокойному, плавно нагнетающему саундтреку, нас плавно подводят к двум ключевым сценам в картине, и смотрим мы их уже подготовленными и с полным пониманием того, что именно происходит на экране. Образность фильма обеспечивает линчевское прочтение фрейдистского символизма и начального психоанализа, что приближает к аудитории картины снобствующих эстетов средних умственных способностей.
Касаемо операторской работы, можно заметить, что фильм далеко ушел от построения идеальной симметрии в строну (приготовьтесь, сейчас будет пошлость) клаустрофобии через агорофобию. То есть, чем дальше по сюжетной линии — тем глубже персонажи зарываются в помещения, но поначалу комнаты огромны: застелены белыми тканями так, что человеческие фигурки кажутся совсем маленькими, но потом жизнь протагонисток сводится к одному дому (в этом кстати заключается своеобразная кульминация развязки).
Пиковый момент картины — галлюцинации Джесси во время показа (которые конечно же никакие не галлюцинации, а внутренние метаморфозы), и это действительно круто сделано. Треугольники (которыми любят злоупотреблять любители неона и синтипопчика) раскиданы по всему фильму в аксессуарах, одежде, и окружении, и здесь они превращаются в ограненные драгоценные камни. В борьбе синего с красным, Джесси, заключенная в рубин (привет, Руби), предается прямолинейному нарциссизму и в конце концов теряет собственное «Я», превращаясь из скромной, потерянной девушки («У меня никаких талантов... Но я симпатичная. И на этом можно заработать») в надменную модель, живущую внушенной ей мыслью, что главный ее талант и главное же предназначение — просто быть идеальной самой собой. Все это старательно разжевывается и кладется в рот глупому и счастливому от понимания тонких замыслов автора зрителю.
Взбунтовавшийся нарциссизм девушки приводит к усилившемуся страху перед мужчинами (о чем красноречиво сообщает фрейдистский сон с засовываением ножа в рот), и та добровольно отдает себя в руки рубина-Руби, переезжая к той жить.
Собственно, дальше нас ждет лишь развязка фильма с обязательным евпропейским сношением с трупом, каннибальской оргией и прочими радостями свободного кинематографа. Из вкусноты можно отметить коротенький монолог Джесси над пустым бассейном (игра Эль Фаннинг в принципе заслуживает самых высоких похвал), само поведение одержимой самой собой девушки перед лицом смерти и офигенно уместное вкрапление агрессии-самоуверенности-красного в сцене погони, которое как бы вспыхивает на тот миг, когда Джесси пытается спрятаться в самой себе, но ее тут же выдергивают в мир жестокой реальности.
Сам эпилог крут, но комментировать его сложно; скажу лишь, что кукольный глаз надо было заменить глазом из желе, как это делали японцы почти тридцать лет назад в своих снафф-фильмах. Тем более, что он должен был бы полуразложиться в желудке (да и вообще, они же сожрали Джесси живьем, так зачем было так фигурно вытаскивать целый глаз?). Концовка в фильме фирменная, оборванная, но это уже привычно, да и ощущения недосказанности не возникает. Финальный видеоряд очень красивый, жаль остались его досмотреть только я, да еще одна тетка из зала.
По всему выходит, что основной посыл фильма — «азаз, давайте снимем кино про то, как модельки жрут друг друга не фигурально, а в прямом смысле», и спорить с этим нет ни смысла, ни способа. Да, центральная мысль такова, она проста и безхитростна. Персонажи в кино отличные, они раскрыты, у них вкуснейшие реакции, отыгрыш также шоколаднейший. Рефну на Каннах за него дали приз за лучшую режиссуру, на тех же Каннах закидали фруктиками гораздо более круто сделанный «Только б-г простит», такова жизнь. По всему выходит, что Николас, уже будучи культовым, раскрученным режиссером, все-таки взял, да и снял рассчетливое, злое кино с порнухой и тоненькой жировой прослойкой подсмысла (очень надеюсь, что я на этот счет ошибаюсь). Но даже коль так, все равно у него получился фильм, о котором думаешь после просмотра, а не беспонтовый «стаканчик», о котором забываешь, едва выйдя из зала. Он что-то оставляет после себя, а зачем еще нужен синематограф?
пятница, 05 августа 2016
Впервые столкнулся с подоходным налогом сегодня.
Как вообще можно получать белую зарплату в государстве, где у тебя отбирают 15%? Я бля даже в играх ползунок «налоги» настолько не вкручиваю; неписи сразу бунтовать начинают.
вторник, 02 августа 2016
Мне посчастливилось сохранить воспоминания о том, как я воспринимал музыку в глубоком детстве.
Я любил сидеть на кухне с отцом и слушать кассеты the doors, Ника Кейва и Pink Floyd.
Я хорошо запомнил впечатления от spanish caravan и red right hand. Слушая их сейчас, я слышу музыку и мелодию, плюс разбираю слова. Тогда же у меня не было самого понятия «музыка» в голове, и звучание этих замечательных композиций превращались в какую-то жидкую магию, проникавшую прямиком в мозг.
вторник, 19 июля 2016
Душные мысли толпятся в голове,
И тоска — такая, блять, злотрескучая...
Что в Магаданке топиться мне, что в Неве —
Лишь бы она, падла, больше меня не мучила.
Становясь чужим самому себе,
Терзаюсь в городе красных сумерек.
И душа моя — на позор-столбе,
И вода в нутре — из всей суммы рек.
Есть две семантические ошибки в русском кухонном языке, которые мне приходится постоянно прояснять для самого себя:
1. Поэтизировать (что это вообще такое?) как упрощать/искажать.
2. Миф как заведомая ложь и неправда.
И если в первом случае все понятно, — ну не существует процесса поэтизации в принципе; поэт либо представляет информацию с сугубо личной, субъективной позиции, либо говорит такую непреложную истину о всем сущем, что остается только напиться бурбону и испытать ангст, — то со вторым уже посложнее. Я сейчас не выступаю как ниибацца язычник, хотя, по моему скромному мнению, как минимум православному человеку не совсем пристало использовать слово «миф» в таком значении, просто потому что с позиции великого похуизма Библия имеет не большую б-гопосланность, чем Махабхарата, или Мабинигон. Дело лишь в том, что миф неравно сказка, небылица. Миф — космогоническое изложение событий прошлого в (возвращаемся к слову 1) поэтическом, метафорическом изложении.
Так что давайте либо библейский миф, либо не насиловать несчастное слово.
четверг, 14 июля 2016
Мне грустно, и я устал:
Две мои главные составляющие,
Как крепкая шкура и черный оскал
У злобной дворняги дичающей.
Впрочем, у той хоть остался оскал,
А мне уж наскучила даже мания.
Да и что говорить, ведь я опоздал
На собственное заклание.
Две мои главные составляющие,
Как крепкая шкура и черный оскал
У злобной дворняги дичающей.
Впрочем, у той хоть остался оскал,
А мне уж наскучила даже мания.
Да и что говорить, ведь я опоздал
На собственное заклание.
вторник, 12 июля 2016
Чай Гринфилд «Черничные ночи» — со вкусом болезненных воспоминаний
понедельник, 11 июля 2016
Я бы шептал им слова на уши,
А они б улыбались бережными губами,
И где-то б витали покинувшие их души,
И никто никогда б не встал между нами.
И бледные их тела люминесцировали б при свете
Озаренной Луны, делающей кровь черной.
Я б выпускал войну из давящей грудной клети,
И дарил бы их пепел лесному дерну.
Это только сначала страшно, потом становится просто
Смотреть, как закатываются глаза на лице, отделенном от тела,
Как сплавляются счастье и смерть в священной коросте,
И как тулово пляшет в экстазе менад оголтелых.
А они б улыбались бережными губами,
И где-то б витали покинувшие их души,
И никто никогда б не встал между нами.
И бледные их тела люминесцировали б при свете
Озаренной Луны, делающей кровь черной.
Я б выпускал войну из давящей грудной клети,
И дарил бы их пепел лесному дерну.
Это только сначала страшно, потом становится просто
Смотреть, как закатываются глаза на лице, отделенном от тела,
Как сплавляются счастье и смерть в священной коросте,
И как тулово пляшет в экстазе менад оголтелых.
суббота, 02 июля 2016
Туман струится по городу.
Уши срезает бережно.
Глаза стекают на бороды —
Веришь мне?
Пустые окна подсвечены.
Небо (прорезано стройками)
Красками ляжет на плечи мне
Стойкими.
Треснув швами и спайками,
Память осыплется мелом,
И взмоет белыми чайками
К белому.
Уши срезает бережно.
Глаза стекают на бороды —
Веришь мне?
Пустые окна подсвечены.
Небо (прорезано стройками)
Красками ляжет на плечи мне
Стойкими.
Треснув швами и спайками,
Память осыплется мелом,
И взмоет белыми чайками
К белому.
пятница, 24 июня 2016
Шестеренки сладостной неотвратимости
В голове моей набирают такт. Все еще не верится,
Что на том конце мы — с кем судьба наша нас покалечила,
А иначе откуда во сне эти острые недомгновения?
А у ней, что моя-не моя луком скифским уста изогнуты.
У другой, что моя-не моя речи тронуты перстом властности.
Я хотел бы пронзить рукой все те измерения,
Где наши изломаны жизни не расплетаются.
В голове моей набирают такт. Все еще не верится,
Что на том конце мы — с кем судьба наша нас покалечила,
А иначе откуда во сне эти острые недомгновения?
А у ней, что моя-не моя луком скифским уста изогнуты.
У другой, что моя-не моя речи тронуты перстом властности.
Я хотел бы пронзить рукой все те измерения,
Где наши изломаны жизни не расплетаются.
пятница, 17 июня 2016
Имена, распадаясь, становятся частью звездного неба.
В мои сны все чаще и чаще приходит Вечно Другая Женщина,
И это не может не быть присутствие ранней весны,
Потому как былая симпатия к холоду утолена.
Город плюется блестящими, резвыми пулями в небо.
В сердце одной из них мчусь я в затылок судьбе,
Что выделяет из недо-кочевника невозвращенца,
И с хрипом сжимает гаротты податливый ворот.
От Солнца кругами расходятся птицы сгоревший скелетик,
У песни обрезаны губы, но речь ее все еще гласна.
И нельзя излечиться от тяжкой бродяжьей болезни,
Всю жизнь просидев за столом у слепого оконца.
В мои сны все чаще и чаще приходит Вечно Другая Женщина,
И это не может не быть присутствие ранней весны,
Потому как былая симпатия к холоду утолена.
Город плюется блестящими, резвыми пулями в небо.
В сердце одной из них мчусь я в затылок судьбе,
Что выделяет из недо-кочевника невозвращенца,
И с хрипом сжимает гаротты податливый ворот.
От Солнца кругами расходятся птицы сгоревший скелетик,
У песни обрезаны губы, но речь ее все еще гласна.
И нельзя излечиться от тяжкой бродяжьей болезни,
Всю жизнь просидев за столом у слепого оконца.
среда, 08 июня 2016
Все идут на красную,
А я иду на синюю,
И мало мне полония,
И мало мне полыния.
И мало осознания,
Что речь моя не спора,
Что тело мое хилое,
И что умру я скоро
А я иду на синюю,
И мало мне полония,
И мало мне полыния.
И мало осознания,
Что речь моя не спора,
Что тело мое хилое,
И что умру я скоро
понедельник, 06 июня 2016
Вижу кровь два раза на дню,
Я спускаюсь в темный подвал.
Не люблю тебя. Ты — провал.
Я люблю тебя. И — горю.
Как всегда, назло янтарю,
Я рассвет рассветом назвал.
Я — уродец-гидроцефал,
Но я воду в себе оборю.
Я писал о тёмной глуши
В лицемерных объятьях ламп.
Мать зовет меня «мой Форрест Гамп»;
Против правды она не грешит.
А пока реконкиста души
Потаённый свой режет эстамп,
В снах моих — и тюрьма, и бедлам.
В днях моих — табаки-гашиши.
Я спускаюсь в темный подвал.
Не люблю тебя. Ты — провал.
Я люблю тебя. И — горю.
Как всегда, назло янтарю,
Я рассвет рассветом назвал.
Я — уродец-гидроцефал,
Но я воду в себе оборю.
Я писал о тёмной глуши
В лицемерных объятьях ламп.
Мать зовет меня «мой Форрест Гамп»;
Против правды она не грешит.
А пока реконкиста души
Потаённый свой режет эстамп,
В снах моих — и тюрьма, и бедлам.
В днях моих — табаки-гашиши.